Главная страница
Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Философия как мировоззрение
В массовом сознании философия нередко представляет- ся чем-то весьма далеким от реальной жизни. О философах говорят как о людях «не от мира сего». Философствование в таком понимании — это пространное, туманное рассужде- ние, истинность которого нельзя ни доказать, ни опроверг- нуть. Подобному мнению, однако, противоречит тот факт, что в культурном, цивилизованном обществе каждый мыс- лящий человек хотя бы «немножко» — философ, даже если он и не подозревает об этом.
Прислушаемся к разговору «за коньячком», который ве- дут в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» в уезном городе Скотопригонске. Федор Павлович Карамазов и его сыновья: Иван и Алеша. Старик Карамазов обращает- ся сначала к старшему сыну, Ивану:
—...А все-таки говори: есть бог или нет? Только серьезно! Мне надо теперь серьезно.
— Нет, нету бога.
— Алешка, есть бог?
— Есть бог.
— Иван, а бессмертие есть, ну там какое-нибудь, ну хоть маленькое, малюсенькое?
— Нет и бессмертия.
— Никакого?
— Никакого.
— То есть совершеннейший нуль или нечто. Может быть, нечто какое-нибудь есть? Все же ведь не ничто!
— Совершенный нуль.
— Алешка, есть бессмертие?
— Есть.
— А бог и бессмертие?
— И бог и бессмертие. В боге и бессмертие.
— Гм. Вероятнее, что прав Иван. Господи, подумать толь- ко о том, сколько отдал человек веры, сколько всяких сил даром на эту мечту, и это столько уж тысяч лет! Кто же это так смеется над человеком? Иван? В последний раз и реши- тельно: есть бог или нет? Я в последний раз!
— И в последний раз нет..
— Кто же смеется над людьми, Иван?
— Черт, должно быть, — усмехнулся Иван Федорович.
— А черт есть?
— Нет, и черта нет.
— Жаль. Черт возьми, что б я после того сделал с тем, кто первый выдумал бога! Повесить его мало на горькой осине.
- Цивилизации бы тогда совсем не было, если бы не вы- думали бога.*
Вряд ли Федор Павлович Карамазов, человек мало- культурный и малообразованный, читал «Критику чисто- го разума» Канта — главное и очень сложное произведе- ние великого немецкого философа. А если бы прочел, то узнал бы, что не он один мучился вопросами о боге, душе и бессмертии. По Канту, все эти идеи - трансцен- дентальные идеи чистого разума, объекты которых не могут быть даны в опыте, но которые жизненно необхо- димы человеку как высшие принципы, регулятивы его нравственного поведения и моральной ориентации в мире. Интеллектуальная дистанция между Федором Ка- рамазовым и Иммануилом Кантом - огромна (по глуби- не мысли, методологической тщательности и проработан- ности формулируемых выводов и ставящихся проблем). Но и перед высшей философией (Платоном, Кантом, Ге- гелем, Вл. Соловьевым) стояли и стоят те же проблемы, что и перед «простыми смертными». Потому что эти про- блемы «придумывают» не люди, а жизнь. Здесь уместна такая аналогия. «Музыку, — говорит М. И. Глинка, — со- чиняет народ. Композиторы ее лишь аранжируют». Так и философы — лишь «переводят» на свой, категориаль- ный язык назревшие проблемы культуры, улавливают и особым образом выражают дух своего времени. У фило- софа — свое, «внутреннее» зрение.
Милый друг, иль ты не знаешь. Что все видимое нами- Только призрак, только тени От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь. Что житейский шум трескучий— Только отзвук искаженный Торжествующих Созвучий?
Вл. Соловьев
Свое зрение и у поэта.
Сотри случайные черты-
II ты увидишь: мир прекрасен.
А. Блок
* Достоевский Ф. М, Братья Карамазовы//БВЛ, Т..84. М., 1973. С 161-162.
Философская и художественная интуиции не противоре- чат, а напротив, глубоко созвучны нравственному чувству «простых» людей — их уверенности в том, что человече- ская жизнь имеет непреходящий, высший смысл, не своди- мый к случайности ее эмпирического существования. (Не- которые люди считают это чувство религиозным.) Философ — не «сверхчеловек», ничто человеческое ему не чуждо. Дар философа — особый дар: соединить в себе мудрость старца, за плечами которого большой опыт жизни, с непос- редственностью, даже наивностью ребенка, не потерявшего способности искренне удивляться тому, что для других обычно и привычно. Философ, конечно, многого не знает. Но он знает о своем незнании.
Для человека и ранее и теперь самым удивительным (а потому и самым важным и первейшим объектом его интере- са и внимания был, остается и останется он сам. Но если обыденное сознание «ухватывается», фиксирует лишь слу- чайный (ситуативный) момент человеческой сущности, если даже искусство проникает в мир человека, раздвигая (и в прошлое и в будущее) границы времени, то философия «пе- решагивает» и через случай, и через время — она и есть то «волшебное зеркало», смотря в которое, человек видит себя как существо космическое, вечное.
Философская мысль есть мысль о вечном. Но это не зна- чит, что сама философия внеисторична. Как и всякое теоре- тическое знание, философское знание развивается, обогащает- ся все новым и новым содержанием, новыми открытиями. При этом сохраняется преемственность познанного. Однако философский дух, философское сознание — это не только те- ория, тем более теория отвлеченная, бесстрастно-умозритель- ная. Научно-теоретическое знание составляет лишь одну (и при этом даже не основную, не главную) сторону идейно- го содержания философии. Другую, безусловно доминирую- щую, ведущую его сторону, образует совсем иной компонент сознания - духовно-практический. Именно он выражает смысложизненный, ценностно-ориентирующий, т. е. мировоз- зренческий, тип философского сознания в целом. Было время (античность, средневековье), когда никакой науки нигде еще не существовало, но философия находилась на высочайшем уровне своего творческого развития. Более того, сама наука (уже в Новое время) своим происхождением во многом обя- зана философии. Из этого следует, что и в современном фи- лософском сознании «первую скрипку» играет не рассудок, а нравственная, гражданская интуиция, внутреннее чувство вы- сшей правоты и справедливости.
Сказанное означает также и то, что в лаборатории фило- софского творчества логические аргументы и построения иг- рают хотя и очень важную, но все же вторичную, производ- ную роль. В своих же исходных положениях и посылках фи- лософские идеи сверхрациональны и сверхлогачны — они принимаются «на веру», беспредпосылочно. Каждый великий философ вдохновлялся первоначально одной озарившей его большой идеей, одним глубоким переживанием, которое под- сказывало не только его уму, но и сердцу, где, на каком пути искать истину. Логика лишь раскрывала, выводила следст- вия, которые должны или могут проистекать из принятой си- стемы отношений и ценностей, из его общих представлений о мире и путях его познания. Логика, дискурсивный язык фи- лософского текста есть своего рода «уступка» автора читате- лю; они нужны для того, чтобы объяснить, изложить фило- софское открытие, но не для того, чтобы это открытие сде- лать. (Так и в искусстве: ни один художник не создал сколько-нибудь значительное произведение рассудочным пу- тем, ни один твор'ец не мог никогда «вспомнить», как, из ка- ких предварительных рассуждений и доводов пришли к нему в голову идея и замысел творения.)
Что же побуждает философа к творчеству? Только ли «удивление», как считал Аристотель? А если удивление, то чему? Чему удивлялся, например, Стагирит? Можно ска- зать, что всему. Однако больше всего его отца и создателя логики, удивляло то, что мир логичен, рационален, что его можно познать. На чувстве высокого гносеологического оп- тимизма творится наука. Все действительное — разумно. Как бы ни обосновывал рационально Гегель свой абсолют- ный рационализм, для него самого он не был ни дедуктив- ным выводом, ни опытным, эмпирическим обобщением.
Парадоксально, но факт: разумность мира не имеет под собой разумного обоснования. Не имеет потому, что у раци- онализма есть своя «ахиллесова пята»: вера во всесилие ра- зума, как и любая вера, усилиями самого разума не доказу- ема. К тому же, если мир разумен, то почему в нем так много горя и страданий, почему существует мировое зло? Добро не отделимо от зла, жизнь — от смерти, как свет не отделим от тени, которую он отбрасывает. Философское со- знание есть не только познающее, но и интимно-личностное, сопереживающее и сострадающее сознание. «Удивление», о котором говорил Аристотель, — это акт разума. Оно означа- ет бескорыстную, чистую любознательность, без чего дейст- вительно не было бы философии и не было бы науки. Но о другой стороне философского знания, обращенной не к
внешнему миру, а к самому человеку, очень кратко и пре- дельно выразительно сказал Сократ: «Смерть — вот вдох- новляющий гений философии».
Смертен не только человек, смертны н животные. Но лишь человек знает об этом. Именно здесь наиболее близко сходятся, соприкасаются между собой в своих истоках, фи- лософия и религия. Обе они — по каждая по-своему — об- ратились со словами утешения к смертному человеку. Фи- лософский образ жизни (как и образ жизни искренне веру- ющего, религиозного человека) есть прежде всего осознанный, глубоко продуманный и прочувствованный практический ответ человека самому факту конечности, временности своего существования. Вопрос о смысле жизни каждый человек должен решить для себя сам. Если научная истина имеет всеобщий характер, то истина философская, заключающая в себе определенный ценностный момент и императив поведения, предназначена все же для «индиви- дуального пользования».
Если бы жизнь была только весельем и праздником, если бы в ней не было места ни заботам, ни тревогам, ни горестям, философии, скорее всего, просто не было бы. У людей бы не было проблем, а значит, не стало бы проблем и философ- ских. Но тот, кто постоянно ясен, писал поэт, тот просто глуп. Самодовольство — самый первый и самый бесспорный признак бездуховности. Философ — беспощадный критик за- стоя, для многих опасный, а потому и нежеланный возмути- тель спокойствия. На философскую критику власть всегда от- вечала отнюдь не теоретическими аргументами. Афинский суд приговорил Сократа к смерти. Мученическую смерть приняли Томас Мор и Джордано Бруно. 27 лет в заточении провел Томмазо Кампанелла, четверть века томился в якутской тунд- ре Чернышевский, чуть не лишился головы Радищев. XX век продолжил эту «традицию»: лучших, самых выдающихся мыслителей России либо расстреляли, либо насильственно выдворили в изгнание.
Неправедной власти нужна не истина, ей нужен миф. В мифе нуждается и «агрессивное большинство», холопству- ющее перед такой властью, ждущее подачки со стола дикта- торов. Не случайно философия появилась там, где родилась демократия: в греческих городах-полисах, в столице Древ- ней Эллады — в Афинах. Никакой философии не могло быть и не был в Спарте (тоже греческом государстве, сосед- ствовавшем и соперничавшим 'с Афинами), потому что там не было демократии, равно как не было и свободного време ни у спартанцев. Все их время было занято гимнастикой,
муштрой, войнами пли подготовкой к ним. В тоталитарном обществе «нет проблем», так как даже частная, личная жизнь граждан находится под постоянным, неусыпным кон- тролем государственной власти. Индивиду не приходится самому выбирать, самому решать и самому отвечать за свой выбор и за свои решения.
Философствование же всегда должно быть свободно — от любой внешней для пего цели. Оно не может твориться «по заказу» и «по указу», иначе это уже будет не философ- ствование, а пропись директивной идеологии. Уже Аристо- тель считал, что, философствуя, человек испытывает вы- сшее блаженство, именно в этом акте он больше всего при- ближается к Богу (Бог и есть, идеальный философ — все знающий, вечно созерцающий самого себя и свое творение).
С древнейших времен в лоне философского знания сло- жились и выкристаллизовались категории (фундаменталь- ные орудия жизненной ориентации человека): бытие, про- странство, время, движение, свобода, разум, красота и т. п., на языке категорий строились мировоззренческие теорети- ческие системы, выражавшие концептуальные представле- ния культуры о природе (космосе), Боге и человеке.
В разные эпохи складывались различные типы мировоз- зренческих систем. Отметим из них следующие.
1. Космоцентризм — отличительная черта наиболее древней (досократической) философии. За видимым беско- нечным многообразием тел и явлений природы эллинские мудрецы (VII — VI в. до н. э.) стремились распознать еди- ную сущность. Бесконечная мощь, гармония космоса была в глазах греков надежной опорой, основой того, что гармо- ничным и разумным должны быть и их общественный мир, и их нравственность.
2. Для философии и культуры средних веков (как в Ев- ропе, так и на Востоке) характерен теоцентризм (Теос — Бог). Это отвечало тому исключительному значению, кото- рое в ту эпоху имела религия. Все иные формы сознания были подчиненны ей, как вассалы в феодально-сословном обществе были подчинены своему господину.
3. Иное мироощущение принесла с собой эпоха Возрож- дения (XIV - XVI вв.). Человек ощутил и осознал себя центром вселенной. Антропоцентризм (гуманизм) означал реабилитацию не только духа, но и тела человека. Ни в одну другую эпоху идеал целостной, универсально разви- той личности не был так близок к его реальному, действи- тельному воплощению в жизнь, как в эту великую, яркую эпоху, когда, освободившись от идеологического и мораль-
ного пресса средневекового аскетизма, человек не оказался еще во власти порабощающей силы — жестко-одномерного, буржуазного разделения труда.
|