Главная страница
Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава десятая семейный визит
Я просыпаюсь и чувствую что-то, что на этот раз не вызывает у меня тошноты. Оно сладкое и ароматное, и так и манит меня сделать хороший длинный вдох. Осматриваюсь и вижу, как Мелани заходит и выходит из комнаты. Разрывной красный повсюду. Разрывные-красные розы раскрываются в моей комнате. — Доброе утро, Джульетта. Твой Ромео прислал это. Остальные еще разгружают из грузовика. А я звоню в спортзал, чтобы сказать, что тренировкой я уже занялась. Я улыбаюсь и пытаюсь встать, но Мелани говорит: — Ей-ей! Не вставать. Что тебе нужно? — Пописать! И понюхать цветы, черт возьми, успокойся! Это записка? — вынимаю записку, расположенную среди роз на прикроватной тумбочке и у меня наворачиваются слезы на глазах, когда вижу название песни. Мелани собирает еще несколько, я открываю еще одну и вижу другое название песни. Я не слышала этих песен, но уже возбуждена. Я позволяю себе немного поплакать, потому что я беременна и так чертовски напряжена. Все знают, что если держать это в себе, то можно заболеть, а я не хочу болеть. Я хочу быть здоровой, хочу подарить Реми ребенка и семью. То, чего у него никогда не было. Так что я плачу. Затем пишу ему сообщение: " Скучаю по твоим глазам. Твоим рукам. Твоему лицу. Твоим ямочкам! " Потом фотографирую свою комнату, настолько заполненную розами, что мне едва видно окно. И отправляю ему. " Вот, что я сейчас вижу с кровати." Затем целую телефон. — Ты дурочка! — говорит Мел, принося остальное. — Ну и что, кому какое дело? — я резко поворачиваюсь, отставляя телефон, потому что знаю, что он не будет проверять его, пока тренируется, а он наверняка тренируется очень усердно, так что направляюсь снова намазывать себя прогестероном. Я читала, что у меня может быть головная боль, если я переусердствую с ним, но мы с Мелани прошлой ночью прочитали на нескольких форумах, что этот крем спас многих женщин от выкидыша, и я хочу, чтобы мое имя пополнило этот список. Хватаю несколько книг, кладу ноутбук на кровать, и по сути, создаю мини-офис, чтобы не было необходимости вставать. Чувствую боль в яичниках, но это не спазмы, и я начинаю задумываться, что этот крем начинает работать. Слышу, как Мел заканчивает с флористом, и решаю пропустить душ, только потому, что не хочу все это время стоять, так что просто нахожу чистую одежду и осторожно переодеваюсь. В течение дня должна появиться Нора, чтобы Мелани смогла пойти на работу, но после того, как Мел приносит на завтрак фрукты и творог, я слышу как она говорит: — Бруки! Твои родители здесь! Мелани направляется к двери, чтобы впустить их, так что я выбираюсь из кровати, очень внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Я не чувствую никаких спазмов, поэтому направляюсь в гостиную и сразу занимаю диван. А вот и они, с широко раскрытыми глазами, шокированные, стоят и смотрят на меня. — Брук. То, как моя мама произносит мое имя, вселяет в меня ужас. И в тот момент, когда я вижу обоих своих родителей в сочетании с тем, как они выговаривают мое имя, я понимаю, что они знают. Меня огорчает отсутствие на их лицах прежнего света и жизнерадостности, и осознаю, что они кажутся постаревшими на целое десятилетие. Как новости о прекрасном ребенке могут сделать их такими? — Мы могли ожидать это от Норы, но от тебя? — говорит моя мама и, о боже, они знают. Откуда? Она садится напротив, через журнальный столик от меня, а папа садится рядом с ней, скрестив руки на груди и глядя на меня. Этот взгляд он обычно использует, чтобы запугать своих учеников на физкультуре. Они молчат около трех минут. Которые кажутся, при данных обстоятельствах, длинными, как вся жизнь. И мне так неловко, что я даже не знаю, как высидеть. Я люблю своих родителей. Мне не нравится причинять им боль. Мне бы хотелось сообщить им хорошие новости лицом к лицу: что я влюблена и что у меня будет ребенок от Ремингтона. Последнее, чего мне хочется, чтобы они чувствовали, что я подвела их, рассматривать это, как трагедию, в качестве которой, они, кажется, это воспринимают. — Привет, мама и папа, — первое, что говорю я. Я сдвигаюсь до тех пор, пока не опираюсь локтем на подлокотник дивана, кладу голову на руку и подгибаю ноги под себя. Но даже тогда, когда мне наконец становится удобно, напряжение в воздухе можно рубить топором. — Мистер и миссис Дюма, здравствуйте, — говорит Мелани. — Я оставлю воссоединение вашей семьи и пойду отмечусь на работе, — она смотрит на меня и крестит, чтобы отогнать вампиров, потом говорит мне: — Я вернусь в семь. Нора написала, что она уже в пути. Я киваю, затем комнату поглощает неловкая тишина. — Брук! Мы даже не знаем, что сказать. На мгновение я тоже не знаю, что сказать, кроме: — Я очень хочу этого ребенка. Они оба окидывают меня таким разочарованным взглядом, который родители практикуют со своими детьми миллиарды лет. Но я не позволю им меня стыдить. Мне было стыдно, когда у меня разорвалась ПКС (передняя крестообразная связка). Мой папа сказал, что спринтеры не показывают слез, но я заплакала. После этого я потеряла их расположение, а сейчас чувствую, что теряю его еще больше. — Мне жаль, что не сказала вам. Я хотела сообщить вам лично, но кажется, кто-то меня опередил. — Нора, — говорит мама. — И мы беспокоимся о тебе, все трое. Она говорит, что узнала это от кого-то другого? Как ты могла скрыть что-то вроде этого от нас? Позволь сказать тебе, что несмотря на то, что ты в некоторой степени повзрослела, ты всегда была слишком отстраненной от парней. Парни... они только используют и бросают... особенно, если возникают какие-то затруднения. Нора говорит, что этот парень известен нарушениями и связан с проблемами всех видов? Я потрясена тем, как Нора представила им Реми. Если бы я сейчас не сидела, клянусь, я бы упала на задницу. Свою преданную, тупую, глупую задницу. Что ж, похоже, Нора дома ведет себя, как идеальная принцесса, такая правильная после того, как мой парень спас ее от худших отношений в мире, ставя под угрозу свою жизнь, пока спасал ее задницу. Ее предательство проносится сквозь меня с такой силой, что на миг я теряю дар речи. Черт, если кто-то и должен знать, каким человеком является Ремингтон, то это Нора! — Отец моего ребенка не парень. Он мужчина, — обнимаю свой живот, когда становится больно от их обвиняющих взглядов. — И мы, этот ребенок и я, не являемся затруднениями. Мой отец не сказал ни единого слова. Он просто сидит и смотрит на меня, как будто я гремлин, который намок, превратился в урода и должен быть изолирован. Такое чувство, что между нами находится целый континент. Будто я собираюсь на север, а они уверены, что для меня лучшим путем является юг, и я никогда не буду счастлива, потому что пошла в противоположную сторону. — Но Брук, это так безрассудно и так на тебя не похоже. Посмотри на себя! — говорит моя мама в полной агонии и отчаянии. — Что? — спрашиваю в замешательстве. — Что со мной не так? Затем до меня доходит, что наверное, выгляжу я дерьмово. Я не спала. Беспокоилась до смерти, что потеряю ребенка. Я не хочу находиться здесь. Я не принимала душ и мое лицо опухло от слез. — Ты выглядишь... будто снова в депрессии, Брук. Тебе стоит перестать надевать спортивную одежду, теперь, когда ты больше не спринтер, носи платья… расчесывай волосы... — Пожалуйста. Пожалуйста, не приходите сюда и не обижайте меня. Вы говорите то, что не имеете в виду, потому что вы сбиты с толку. Пожалуйста, будьте счастливы за меня. Если я выгляжу грустной, то это потому, что я чрезвычайно близка к потере этого ребенка, а я хочу его, я так сильно его хочу, что вы даже представить себе не можете. Они смотрят на меня, как будто я слетела с катушек, потому что я никогда в жизни не открывалась так, как сейчас. И я чувствую себя такой непонятой, нелюбимой и настолько жаждущей утешений, потому что мне больно внутри. Мои гормоны не в порядке, и я зла, потому что нахожусь здесь, не там, где хочу. Я здесь, неверно понимаемая, осужденная, вместо того, чтобы быть с ним, любимой и признанной. Я даже не знаю, как им сказать, что они ко мне несправедливы, но дрожу, когда встаю на ноги и иду за его айподом, затем подключаю его к динамиком в гостиной. Затем просто нажимаю " ВОСПРОИЗВЕСТИ" и увеличиваю громкость, позволяя песни говорить за меня. Начинается “According to You” (" По твоим словам") в исполнении Orianthi, песня немного сердитая и мятежная, описывающая некоторое смятение, и я чувствую, как они видят меня далекой от совершенства, но он видит меня по-другому, красивой и сильной. — Вот, как мы решаем проблему, как подросток, громкой музыкой? — кричит мама. — Сейчас же убавь громкость! — кричит мой отец. Я делаю звук тише, и на какой-то момент, просто фокусируюсь на серебристом айподе, который у нас с Реми мог быть дневником или микрофоном, или чем-то другим, выражающим все, что угодно. — Вы не понимаете. — Поговори с нами, Брук! - говорит моя мама. Когда я поворачиваюсь, они выглядят такими же отчаявшимися, как я. — Я пыталась, но вы не слушали. Они притихли, и я вздохнула, пытаясь успокоиться, даже со всеми этими бушующими во мне гормонами. Я хотела, чтобы они поняли, что я больше не маленькая девочка. Что я превращаюсь в женщину, так что я говорю им: — Я на седьмой неделе беременности. Прямо сейчас формируются его крохотные конечности. И я говорю " его", потому что думаю, что это мальчик, но это не имеет значения, потому что девочка тоже будет чудесной. Пока мы разговариваем, его сердце становится сильнее, и каждую минуту у него образовывается около ста новых мозговых клеток. У него будут нос, глаза, уши, рот, все уже сформировалось внутри меня. Это его ребенок. Его и мой. И от этого я настолько счастлива, что вы даже представить себе не можете. Мой мать выглядит убитой горем. — Мы беспокоились. Нора сказала мне, что они используют наркотики в тех местах, где он дерется. — Мама, к нему это не имеет никакого отношения. Он спортсмен сердцем, телом и душой, — подходя к ним, я глажу ее по волосам, а другой рукой хватаю за руку отца. — У него нет такой семьи, как у меня, и я хочу, чтобы у него была моя. Я хочу, чтобы вы приняли его в нашу семью, потому что вы любите меня и потому, что я вас прошу. Моя мать явно смягчается, но первым заговаривает отец: — Я приму его в семью, когда он докажет мне, что достоин быть отцом моему внуку! — раздраженный, он встает и идет к двери, захлопывая ее за собой. Я опустила голову. — Мне даже не следовало подниматься. Я пойду в кровать, мама, — шепчу я. — Брук, — звук ее медлительных, робких шагов следует за мной в спальню. Она останавливается в двери и молчит, пока я забираюсь в кровать, вместе с тем, на мгновение, я ощущаю спиной ее обеспокоенный взгляд. — Ты не использовала защиту, милая? — тихо спрашивает она. — Боже, я даже не собираюсь тебе на это отвечать, — произношу я. Она останавливается у двери, и в это время между нами оседает тяжелая тишина. Я сворачиваюсь в клубок и смотрю на приколотую к стене фотографию, к которой прикасался Ремингтон. Я не буду плакать. Клянусь, я устала от слез и пытаюсь не испытывать ненависть к ним только из-за того, что мне одиноко, меня не понимают и я нахожусь под воздействием гормонов. Я знаю, что они любят меня. Они знают только то, что я забеременела от какого-то парня, и он бросил меня здесь, и что этот ребенок будет проблемой для меня. Они не знают ничего, кроме того, что моя жизнь изменится, и они боятся, что я не смогу с этим справится. Они настолько склонны осуждать, несмотря на то, что они любят меня, что я чувствую, как начинаю возводить стены, отказываясь разделить с ними Реми. Отказываясь делить самое дорогое, ценное и несовершенное совершенство в моей жизни. — Мам, иди домой, — говорю я, и она тихо оставляет меня лежать на кровати, и смотреть на все те розы, что он мне прислал. И я вижу эти голубые глаза... Ты мой. Вы оба. У меня жжет горло, также как и глаза. — Брук, я здесь, — произносит Нора из холла. Я не отвечаю ей. Я так зла. Кажется, она чувствует опасность в воздухе, потому что задерживается у двери и не входит. — Ты в порядке? Ты потеряла ребенка? — спрашивает она. Во мне возрастает гнев. — Спасибо за то, что предала меня, Нора, — бормочу я. — И спасибо за то, что показала свою полную и абсолютную признательность Ремингтону за то, что он сделал для тебя! — Они должны были знать, что ты беременна, Брук! — кричит она. — Это должна была сообщить я, а не ты! — выпаливаю я, садясь на кровати. — Почему ты нападаешь на него? Он ничего тебе не сделал, только спас тебя! Что, захотелось хорошо выглядеть в их глазах, поэтому вредишь мне? Кто тебе сказал? Я знаю, что это не Мелани, она бы мне никогда такого не сделала. Глаза Норы, также как и мои, имеют оттенок янтаря, только немного темнее, но на этом все наше сходство заканчивается. Как мы можем быть такими разными? Она всегда была мечтателем, а я реалистом, но даже так мы никогда не чувствовали такого расстояния между нами, как сейчас. — Пит сказал мне, — говорит она. Я издаю стон, забывая, что между ними что-то есть. — Это вырвалось! Он предположил, что я знала, и мне было неловко от того, что это было не так! Ты бы не скрывала этого, если бы это было нормальным, Брук. Это же Разрывной! Тебя бросят, как и меня, если не хуже. Эти мужчины опасны, Брук. Ты никогда не вырвешься на свободу, никогда.
Данная страница нарушает авторские права?
|